Не секрет, что широкий интерес к своей генеалогии, чаще всего, не является материально мотивированным. В истоках заинтересованности персоналиями и жизнью предков всегда есть какая-то тайна. Каковы были Ваши истоки интереса к генеалогии?
Родившись в Ленинграде в 1987 году и прожив там до сегодняшних дней, я с детства замечал, что моя фамилия – Курпан – вызывает трудности у окружающих. В 1999 году, когда у меня впервые появилась телефонная база города, я смог оценить и редкость фамилии. Ну а с приходом социальных сетей – ее редкость раскрылась и в мировом контексте.
В возрасте 20 лет я стал задавать старшим вопросы про фамилию, и меня переадресовали к самому старшему Курпану из нашей семьи, моему двоюродному деду Юрию Ивановичу (автору ряда книг о лечебной физкультуре).

Юрий Иванович написал мне обстоятельное бумажное письмо, из которого я впервые узнал про Семежево и Мокраны Копыльского района Минской области Республики Беларусь (в период Российской империи – населенные пункты Киевичской волости Слуцкого уезда Минской губернии). Самый главный вопрос, который меня тогда интересовал – значение фамилии, остался без ответа: предположение про «куриного пана» выглядело не очень убедительно, хотя у меня и не было «научных» возражений.
Я разослал немного писем в только появившихся социальных сетях других Курпанам, ничего не узнал, и на этом мой интерес угас.
К 2014 году поколение прямых бабушек и дедушек в моей семье уже ушло. И, возможно, чтобы как-то компенсировать недостаток общения, или просто сохранить о них память, я решил составить генеалогическое древо.
Кое-что уже было собрано: еще в «первую волну» своего интереса я законспектировал рассказ одной бабушки, а еще ранее другой дедушка по маминой просьбе составил древо и подробное его описание по своей ветке.
Обычно наибольшие трудности возникают при первых шагах проведения поиска. Как было у Вас в отношении поиска предков по прямой линии?
Социальные сети к 2014 году уже разрослись, но я быстро понял, что переписка с молодыми однофамильцами мало чего даст (в 2014 году интернет-генеалогии в постсоветском пространстве еще почти не было). Я решил, что должен поехать в Семежево и в Национальный исторический архив Беларуси сам (тогда я еще не знал, что нужный мне архив называется НИАБ, но представлял себе, что он где-то в Минске).
Найдя во Вконтакте сообщество по Семежеву, я разместил там объявление, что собираюсь приехать из Питера, и что ищу единомышленников по изучению истории этого места. Может быть, мой интерес на этом бы и угас, но мне ответил Андрей Красовский, у которого также есть семежевские корни.
Андрей уже был опытным исследователем, а самое главное, у него были реквизиты всех базовых источников по нашему местечку (Семежево имело именно такой статус до революции).
Уже на следующей неделе Андрей провел мне удаленно «курс молодого бойца» в РГИА, окунув меня в польскоязычные униатские метрики конца XVIII века, которые там хранятся. Я не знаю ни польского, ни белорусского, ни украинского. Сначала я не мог разобрать ничего, кроме некоторых фамилий, но интерес вспыхнул так, что до сих пор не угас.
В общем, через несколько недель я заказал в НИАБ метрики и ревизские сказки по Семежево, сел в машину и отправился в свою первую генеалогическую поездку (особой романтики добавлял тот факт, что я раньше никогда не ездил на автомобиле дальше радиуса в 100 км вокруг своего города).

Поначалу читать было трудно, оставалось много нерасчитанных слов. Очень помогла практика в РГИА – инвентари и метрики XVIII – начала XIX веков уже не казались настолько пугающими.
Всего я провел в НИАБ три недели, а на выходные выезжал – сначала в Семежево, а затем в Каунас, к троюродной бабушке по Курпанам (где начал комплектование своего семейного архива фото и интервью).
В Семежево мне очень повезло с председателем Семежевского сельского совета – Мария Ивановна Стружко любезно помогала мне со всеми возникающими вопросами, свела меня с ныне живущими на исторической родине Курпанами, разрешила изучить похозяйственные книги.
Кроме этого, я прошелся по кладбищу с фотоаппаратом и переснял все могилы Курпанов, какие нашел.

Я уже был подготовлен Андреем к главному разочарованию – отсутствию документов между последней ревизией и первой послевоенной похозяйственной книгой (промежуток с 1858 по 1944 год). Эту преграду мне не удалось пройти и до сих пор (не факт, что удастся).
Тем не менее, за три недели я изучил VI-X ревизии (а позже удалось найти и V), метрики 1800-1840, штук 5-7 инвентарей имения (оно принадлежало Радзивиллам), выкупное дело и пару судебных дел со всеми похозяйственными книгами с 1944 года.
Каковы были итоги изучения ветви из Беларуси?
Удалось построить древо с 1700-х до 1858 года и множество отдельных веток с 1900-х до настоящего времени. Самое первое упоминание о фамилии Курпан в этих краях относится к 1680-м, пращур с этой фамилией арендовал землю в соседнем имении. А для некоторых семей, благодаря долгожительству их членов, удалось и установить связь между похозяйственными книгами и последней ревизией.

Список жителей местечка Семежево из инвентаря имения Быстрица 1622 года.
НИАБ ф. 694, оп. 2, д. 598, л. 2
Да, кстати, после возвращения домой, я еще 3-4 месяца обзванивал потомков семежевских Курпанов (не менее 50 человек). Это тоже помогло расширить древо и наполнить его биографическими сведениями.
Значения фамилии в селе никто не знал. Но я уверен, что смог его разгадать:
- в самом раннем инвентаре Семежево за 1624 год Курпанов нет, но они появились не позже 1685 года;
- в Семежево есть местная легенда о южных корнях части населения, что не противоречит некоторым визуальным признакам;
- очаги распространения фамилии также есть в Луганской и Николаевской областях Украины, и Луганские Курпаны (фамилия пошла из-под Славяносербска) прямо говорят о том, что предки были волохами, которые были приведены на украинские земли во время правления императрицы Елизаветы Петровны);
- по данным социальных сетей в северной Румынии видно множество носителей фамилии Curpan;
- из истории региона известно, что во второй половине XVII века после опустошительных войн в южную часть Беларуси прибывали мигранты из еще более южных территорий;
- и, самое главное, в румынском языке есть слово «curpan», под которым понимаются «ползущие» растения типа винограда.

НИАБ ф.694, оп.2, д.8437, л.42
Какими оказались результаты поисков по прочим линиям родословной?
Мои предки были из разных регионов. Беларусь – родина только по одной из веток. На протяжении почти семи лет я познакомился со своей историей от Берлина до Уфы, от Архангельска до Николаева: польские евреи, украинско-литовская мелкопоместная шляхта, однодворцы с Тамбовщины, помещичьи крестьяне из-под Слуцка, т.н. «мензелинская шляхта» — выходцы из-под Смоленска, переселенные в Закамье при царе Алексее Михайловиче. Были латышские батраки, русские поселенцы с территории современной Эстонии, псковские крестьяне, мещане-молокане из Борисоглебска…
Сейчас в моем древе 5613 персон, и еще 802 персоны в древе жены. Сбор информации по крупицам требует постоянной переписки с архивами. В среднем, отправляю 4-5 запросов в месяц, что забирает много времени. Советские реалии стерли почти всю историю семьи до 1945 года – очень многие родственники были репрессированы, а остальные со страхом молчали о прошлом. За 7 лет я вскрыл множество «шкафов со скелетами», выявил казавшиеся ранее невероятными факты, восстановил память о многих предках и их родне, восстановил связи с родней по некоторым веткам – до пятиюродных, по всем остальным – до четвероюродных (самое далекое вширь – нашел девятиюродного брата).
Насколько востребованными были для Вас интернет-источники?
В 2014 году, когда я начал, онлайн-генеалогия была развита очень слабо, а в особенности – по первому поисковому региону – Беларуси. Тогда еще мормоны даже в своих ЦСИ (центрах семейной истории) не опубликовали частично оцифрованные православные метрики НИАБ.
Помню, у РГИА был уже опубликован оцифрованный, но еще не проиндексированный, НСА (научно-справочный аппарат). Но он мне тогда никак не помог, потому что я не представлял себе, что и в каких фондах можно искать (да и по помещичьим крестьянам в РГИА не особо много информации).
В 2014, наверное, максимум, что можно было получить онлайн в общем случае – это памятные книжки, списки населенных мест, да путеводители по архивам…
Первый онлайн-архив, с которым я познакомился, был эстонский (www.ra.ee). В 2015 году за сутки не выходя из дома построил древо по жителям деревни Логозы, что на северо-западном берегу Чудского озера (ревизские сказки с 1782 года и исповедные ведомости с метриками вплоть до 1930-х; помню, в исповедных ведомостях были указаны точные дни рождений – не везде такое встречается).

1903 год, стоят: прапрабабушка Елена Андреевна Туманова, родившаяся в д. Логоза на Чудском озере, прапрадед Петр Андреевич Гуссар (Peters Gusars), латыш, родившийся на мызе Lazbergas; сидят, скорее всего, родители Елены: Александр Константинович Туманов 1847г.р., Анна Ефремовна 1851г.р .
Потом был Латвийский государственный исторический архив (www.raduraksti.arhivi.lv), мыза Lazbergas (Fianden) Валкского уезда Лифляндской губернии. Помню, какой ужас у меня вызвала лютеранская МК с готическим рукописным шрифтом и немецким языком. Но и к ней, вскоре, удалось приноровиться.
Уже позже были базы мормонов (сначала доступные через ЦСИ, а потом – в онлайне), потом череда российских областных архивов – Воронежский, Ярославский, Костромской, Самарский, украинские архивы – Житомирский областной, Киевский областной и Центральный государственный исторический архив (Киев). Очень впечатлила еврейская база JRI-Poland, две польские индексированные базы по метрикам Украины и Волыни в частности…
Традиционно, обращаясь к государственным архивам, исследователи часто забывают о более доступных семейных архивах. Как было в Вашем случае?
Параллельно с первой поездкой в архив в 2014 году я купил фото-сканер (Epson Perfection V370), нашел на даче сваленные в кучу в пакете скрутившиеся старые фото и начал их сканировать.
На сегодня мой домашний архив насчитывает 11202 отсканированных снимка (это только фото и документы родственников, исключая документы из архивов). Объем – 188 гигабайт (еще около 3000 сканов по веткам моей жены).

В кладовке у меня хранится около 10 пластиковых контейнеров с фотографиями, наградами и старыми документами. Но это только часть цифровой коллекции, которая формируется также и из архивов родственников.
Самое далекое место, куда ездил мой сканер – Ростов-на-Дону. Эта поездка дала мне, наверное, самое старое фото из моей коллекции – фото еще нестарого четырежды прадеда Петра Ивановича Гриднева, однодворца Козловского уезда Тамбовской губернии, родившегося в 1828 году.

А самые дальние родственники, фотографии которых предстоит изучить и частично отсканировать, – пятиюродные. Потратил около двух лет на поиск и установление контакта. Вот, жду, когда ситуация с ковидом будет разрешена – путь не близкий, в Киев.
Но обращение к архиву пятиюродных родственников – это не самое необычное, что у меня было по теме семейных архивов. Моя троюродная бабушка Надежда Матвеевна Круглова, 1924 г.р., жила в Питере, была бездетной и одинокой. В начале 2000-х она заключила договор пожизненной ренты с соцработницей, которая затем в 2005 году и унаследовала ее квартиру. Конечно, связи с наследниками, которые даже не были родственниками, никакой не было. Я знал, что родная бабушка забрала у троюродной фото и документы после смерти последней, но отсутствие информации по этой ветке вынудило меня обратиться к наследникам.
Через базу Росреестра, телефонные базы и соцсети, благодаря помощи соседей покойной и новых владельцев квартиры, мне удалось найти телефон дочки той соцработницы (последней уже не было в живых), и на мое удивление, та согласилась со мной пообщаться. Учитывая, как у нас многие боятся генеалогов, видя в них мошенников, а тут-то еще сама ситуация какая – нашелся какой-то потенциальный наследник-родственник. Она рассказала много новых для меня фактов о семье, которые узнала за время ухода за бабулей, но самое главное, отсканировала и прислала ряд документов и фоток, среди которых – свидетельство (оригинал) об окончании сестринских курсов матерью троюродной бабушки, моей двоюродной прабабушкой за 1914 год (Псковская Ильинская община сестер милосердия).

Какие государственные архивы удалось посетить?
Каждый год я стараюсь совершать хотя бы одну генеалогическую поездку по местам предков:
2014 – Минск и Семежево (в Беларуси), Каунас (Литва)
2015 – Копорье и Подозванье Ленинградской обл. (РФ)
2016 – Пяшино и Докатово Псковской области (РФ)
2017 – Овруч, Сташки, Житомир, Киев, Николаев (Украина)
2018 – более 7000 км на авто: Москва, Воронеж, Россошь, Ростов-на-Дону, Борисоглебск, Самара, Казань, Заинск, Уфа, Боровичи Новгородской области (РФ)
2019 – Боровичи; затем отдельно — Архангельск, Северодвинск (РФ)
2020 — Остров, Немоево Псковской области (РФ) (по ветке жены)
Во всех этих местах я обязательно посещаю архивы – областные, муниципальные, архивы предприятий, краеведческие музеи, архивы ФСБ (очень много репрессированных). Конечно же, и кладбища тоже.

Регулярно обращаюсь в РГАДА, РГВИА, ГАРФ. Но чаще через других исследователей или письменно, т.к. в Москве сам бываю не часто, а документы, хранящиеся особенно в первых двух, нужны постоянно.
Обычно достаточно сложно работать с ведомственными архивами. Каков Ваш опыт в этой области?
В моей семье очень много репрессированных, поэтому у меня большой опыт обращения в архивы ФСБ, МВД, КГБ и СБУ.
Первый опыт был с архивом ФСБ в Питере в 2014 году, я смотрел дело прапрадеда Петра Андреевича Гуссара, административно высланного в 1934 году из Ораниенбаума (совр. название – Ломоносов Ленинградской области) в Вологду. Предварительно он был лишен избирательных прав, а в Вологде он, будучи лишенцем, испытывал проблемы с трудоустройством, в результате чего повесился в 1935 году.
Петру Андреевичу было по чему горевать – родившись в семье батраков в Латвии, рано осиротев, он попал к Александру Дмитриевичу Зиновьеву (губернатор СПб губернии в 1903-1911) в имение Копорье, где выполнял какие-то хозяйственные функции, а к революции был (судя по материалам дела) фактически оставлен управляющим имения – Зиновьев уехал из страны, но был уверен, что скоро большевики потерпят поражение и он сможет вернуться).
Во время НЭП прапрадед более-менее смог восстановить свое хозяйство, но последовавшее затем закручивание гаек его добило, а череда публичных высказываний против власти привела его в ссылку.

Кстати, тогда у нас в ФСБ еще можно было фотографировать дела…
Потом обращался в архив КГБ РБ. Там, как минимум, пять личных дел на носителей фамилии Курпан. Ничего мне без подтверждения родства не дали (в России подтверждать родство не обязательно).
Кстати, в 2019 году Могилевский архив КГБ почтой выслал мне ксерокопии дела на двоюродного прадеда Болеслава Марьяновича Сташкевича, арестованного в качестве бывшего репрессированного в первые дни войны в Могилеве. Я выслал запрос почтой, приложив незаверенные копии документов, подтверждающих родство, и через три недели получил толстое письмо с ответом.
Как хорошо, что подобных проблем с доступом нет в Украине. В какой-то год Житомирский архив выслал мне сканы двух дел репрессированных бесплатно (и без всяких доказательств).
Насколько интересуетесь историческим контекстом, в котором жили предки и, в целом, помогает ли генеалогия глубже понимать историю?
В школе и институте история вызывала у меня скуку, я мало что запомнил и понял. Равно, как и география. Но по мере изучения истории семьи я изучал и общую историю с географией.
Конечно, разбираться в особенностях Смутного времени, Северной войны, присоединений к Российской империи территорий Беларуси, Украины, восточных земель, различных войн, в деталях отмены крепостного права и т.п., представляя себе, как в этом участвовали твои предки, это нечто совсем другое, чем то, что было в учебных заведениях…
Уверен, для моих детей история и география будут совсем другими предметами, чем были для меня, именно благодаря истории семьи.

Поэтому да, генеалогия помогает глубже понимать историю. И глубже, и шире. Даже, наверное, скорее шире, чем глубже – глубоко изучить может любой, это в целом само по себе может быть интересно. Но наша советско-постсоветская общая история все равно крутится вокруг смены формаций, а современная методика преподавания русской литературы в школе слишком зарывается во внутренний мир героев. В итоге о жизни народа ни то, ни другое особо представлений не дает.
Кстати, имея многолетний опыт в генеалогии, можно открыть в себе совсем другой уровень понимания произведений литературы XIX века. Читал «Анну Каренину» – там же множество сносок на общественно-политическую жизнь 1870-х, которую не понять, не будучи в контексте: работа присутствий, проблемы взаимоотношений крестьян и помещиков после отмены крепостного права, проблемы земств, начавшаяся война в конце романа.
Так и бюрократия «Мертвых душ» воспринимается намного живее, когда сам многократно держал в руках ревизские сказки, купчие крепости и другие документы первой половине XIX века.
Еще одна проблема нашего современного общества – что российского, что белорусского – отношение к Октябрьской революции и ее последствиям. Генеалогия формирует вполне однозначное мнение о произошедших событиях (в то время, как наши правительства продолжают разыгрывать карту великого СССР в своих интересах). Репрессии, человеконенавистнические приказы и распоряжения, когда смотришь на оригиналы документов, а не на причесанные ТВ-передачи и статьи, когда приходишь на массовые захоронения, собираешь кости замученных людей, которые вынесло на поверхность, а потом перезахораниваешь их… Все это воспринимается иначе.

Причем я хорошо понимаю, что мое рождение и взросление стало возможно только благодаря революции, репрессиям, коллективизации, последующей социальной политики со всеми ее плюсами и минусами. Но когда открыто видна цена всего этого, не возникает сомнения, что она не должна была быть заплачена…
Может какие-то сюжеты родовой истории вдохновили на написание песен в контексте участия в собственном музыкальном проекте «Черный кузнец»?
Я начал заниматься генеалогией примерно в то же время, когда завершал свою творческую деятельность в составе хард-рок группы «Черный Кузнец» (последний наш план был составлен еще до генеалогии, в начале 2014 года, а после 2017 года я не возвращался к вопросу написания песен для группы).
Но мысль написать хард-рок-песню о репрессиях у меня была, я даже придумал мелодию и фрагменты текста. Но я плох в написании песенных стихов, а весь мой круг знакомств в этой сфере далек от генеалогии и репрессий, поэтому пока не срослось. Текст в этой тематике должен писать человек, хорошо понимающий то, о чем пишет…
Еще у меня была затея с рок-обработками русских академических романсов XIX-XX веков. Я хотел сделать пару номеров из «Поэмы памяти Сергея Есенина» Свиридова – там, так или иначе, все тоже крутится вокруг революции, крестьянского быта и гражданской войны. Но подобные эксперименты не окупаются, поэтому пока я остановился на двух опубликованных романсах Чайковского, которые к генеалогии отношения не имеют.

Присутствует ли в мотивах Вашего познания генеалогии сакральная составляющая?
Нет, сакральной составляющей нет. И хотя я однозначно считаю себя верующим в единого Бога в рамках православия, мое мироощущение весьма материалистично. Что предначертано, то случится. Мы сами творцы своих судеб. На все воля Божья. Эти три известных тезиса существуют у меня в голове без противоречий.
Хотя в поисках у меня неоднократно случались события, которые иначе, чем одобрением и помощью свыше я назвать не могу. Думаю, эти чувства знакомы большинству исследователей-генеалогов.
Возвращаясь к Беларуси, есть ли еще перспективы исследования белорусских ветвей?
Хотя кроме помещичьих Курпанов из Семежево и Пинчуков из Мокран Слуцкого уезда других прямых предков из Беларуси у меня нет, но учитывая большое количество предков с соседней Волыни, НИАБ хранит еще много ценной информации по моей семье.
Так, например, овручские шляхтичи Сташкевичи видны по родословным делам из архива Департамента Герольдии до десятикратного прадеда Мартина, который в районе 1600-го года прибыл на Волынь (вероятно, откуда-то из Жмуди). Но плохая сохранность овручских гродских книг и книг Люблинского коронного Трибунала за начало XVII века не дает ознакомиться с оригиналами некоторых важных документов того периода. Тем не менее, род размножился и расселился по Подолью и Киевщине. А как показала родословная роспись Сташкевичей из фонда Минского дворянского депутатского собрания в НИАБ, они имели возможную причастность и к Беларуси. И самое любопытное, что в этом документе указаны еще два потенциальных пращура Мартина Сташкевича – Михал и Войцех. И этот Войцех вполне может быть одной персоной с Войцехом из Пописа войск ВКЛ 1528 г.

НИАБ ф.319, оп.1, д149, л.19
Занятно, что указанный документ из Минского ДДС ссылается на дворянское дело из Подольского ДДС, а в Госархиве Хмельницкой области дел на Сташкевичей не сохранилось… В деле из РГИА также нет упоминаний двух этих пращуров.
Все иллюстрации из личного архива Николая Курпана.
Материал подготовил Вадим Врублевский,
25.02.-05.03.2021